В пьесе Элен Пармелен "Антиклоун" два молодых и ярко одарен­ных актера — Николя Пиньон и Жан-Жак Шеффер — выступали в об­личье клоунов: весельчака "рыжего" и его неколебимо-грустного това­рища. Они разыгрывали в приемах цирковой эксцентриады серию раз­нообразных скетчей. В спектакле, где без устали жонглировали слова­ми, энергично играли смыслом и бессмыслицей, просматривалась некая модель отлученного от гуманизма, изъеденного безверием мира, а лихо­радочная веселость здесь плохо маскировала отчаяние, спрятанное за фальшивые носы клоунских масок.

Во втором спектакле, инсценировавшем роман Робера Пенжэ "Во­круг Мортена", некто пытался набросать житейский и психологический портрет недавно умершего писателя с помощью его родственников, до­машних и соседей (актеры Жак Сейлер и Надя Барантен создавали здесь ряд запоминающихся острохарактерных зарисовок). Пытался безуспеш­но, потому что одно свидетельство в корне противоречило другому. Как и в "Северной звезде", на сцене Эссейона велась игра с распадающейся на отдельные фрагменты, ускользающей от понимания, призрачной и оттого небезопасной реальностью.

Режиссер третьего спектакля Жан Буа, он же автор пьесы "Тишина, и дальше — ночь", вел зрителя в некую фантастическую "преиспод­нюю" жизни. Она оказывалась палатой психиатрической лечебницы, где четверо пациентов вели разговор, в котором едва угадывались проблес­ки померкшей в их сознании реальности. Претендуя на универсальность жутковатой картины мира, ее создатели одновременно пытались, как о том пишет критик газеты "Монд" Колетт Годар, "лиризм зверства" смягчить "комизмом ужаса" .

Экспериментальные постановки Эссейона странным образом ока­зались обращены в прошлое — к апокалипсическим видениям "В ожи­дании Годо" С. Беккета, к релятивистским мотивам Л. Пиранделло, к буффонному алогизму давнего фарса М. Ашара "Хотите вы играть со мной?". Они продемонстрировали неспособность метафизического мышления открыть живую действительность, обнаружили настойчивое стремление их создателей всякий раз на свой лад мистифицировать ре­альность, отгородиться от нее. Именно поэтому они оказались так близ­ки по своей сути "бульварному театру".

Сценические эксперименты, порожденные стремлением преодолеть кризисную ситуацию, в данном случае сами стали симптомом кризиса. Кризиса, поразившего не только сферу художественных поисков, но, кажется, самую душу театрального искусства. Весьма характерно, что на сцене того же Эссейона не так давно шла пьеса Анри Мишо "Некое перышко", которая, по свидетельству критики, располагалась между "цирком и кошмаром". Здесь же была поставлена пьеса "Соната для двух одиноких женщин" Кристиан Лижье, проникнутая чувством бес­силия перед людской разобщенностью, и пьеса Жан-Люка Женера "Вы­куп", толкующая в мистическом плане проблему убийства и самоубий­ства. Отзываясь на один из спектаклей театра, газета "Фигаро" писала: сегодня на парижской сцене повсеместно проявляется "вкус к болезнен­ности, ужасу, опустошению", театр все больше погружается во "всеоб­щую безнадежность".