Жироду рассказывает древний миф, почти не отступая от его сю­жета. Между тем в пьесе (и в спектакле) события, как бы существенны они ни были, ничего еще не решают. Решают аргументы, которые в сво­ем споре приводят отчаянно сражающиеся стороны — Электра и Орест, Клитемнестра и Эгисф, — и цели, к которым они стремятся.

В пьесе Жироду, стоящей как бы "над схваткой", всему действию придан философски обобщенный, поэтически абстрактный характер, определяющий известную неясность, "неуверенность" концепции само­го драматурга. Но эта "неуверенность", если воспользоваться словами Альбера Камю, "порождает мысль" зрителя, и неожиданно образы пье­сы смыкаются с сегодняшней современностью.

В спектакле "Комеди Франсез" (постановщик Пьер Дюкс, худож­ник Жорж Вакевич) точно воссоздан мир "Электры" — причудливый и контрастный, подвижный и чреватый взрывами, самоуничтожением. И каждый персонаж здесь — зеркало, в котором этот мир по-своему отра­жается.

Вот Старейшина — Жорж Шамара. Обманутый муж, плоский обы­ватель, одним словом, шут гороховый. Вот его жизнелюбивая супруга Агата — Поль Ноэль, неглубоко берущая в жизни, но тем не менее жа­ждущая свободы, счастья. Это осколки. А вот — зеркала.

Эгисф. Жорж Аминель сделал своего героя рыцарем с виду и госу­дарственным человеком. Да, он убил Агамемнона и готов к расплате. Но когда к стенам Аргоса подступают полчища коринфян, он просит от­срочки. Его правда — спасение отечества.

Клитемнестра. Да, она убила Агамемнона, но жизнь с этим "царем царей" была для нее мучением, его смерть принесла ей свободу. Кли­темнестра Анни Дюко ищет в Электре понимания, тщетно взывает в ней к женщине.

Орест. Юноша, рожденный для счастья, он сладко улыбается во сне. Жизнь, люди хороши, несмотря ни на что, верил герой Жака Десто­па. И вот, побуждаемый Электрой, он обагряет свой меч кровью матери.

Электра. Против нее все — Клитемнестра, Эгисф, эвмениды. Даже Орест. Она несчастна, Электра Женевьев Казиль. Она одинока, слаба. Но девиз ее — правда во что бы то ни стало, справедливость, чего бы она ни стоила, — непреоборим.

Мертвы враги, гибнет Аргос. "Я получила справедливость. Я полу­чила все", — повторяет Электра. И как, однако, безрадостна ее победа .

Нет среди героев "Электры" победителей, нет правых и виноватых.

О чем же эта пьеса, в которой на стены дворца ложится зарево за­нимающегося пожарища? Ответ в какой-то мере дают персонажи, кото­рые в спектакле заметно обособлены от других его героев. Простодуш­ный Садовник и ироничный, прозорливый Нищий. Эти образы, блиста­тельно созданные Жаном-Полем Русийоном и Полем-Эмилем Дейбером (с нашей точки зрения, это лучшие актерские работы нынешних гастро­лей театра), при всем очевидном их несходстве, развивают одну и ту же мысль: человек рожден для счастья.

Мы расстаемся с театром с чувством благодарности, с ощущением того, что "Британник" и особенно "Электра" раскрыли живую заинтере­сованность художников старейшего театра Франции проблемами, не отошедшими в прошлое, и те большие возможности, которыми обладает их искусство.

("Комеди Франсез" Советская культура. 1969. 19 апр.). Театр "Комеди Франсез"

"Тартюф", "Мнимый больной", "Летающий доктор" Мольера

Март 1973 г.

На правом берегу Сены, в двух шагах от Лувра, лежит маленькая площадь. Ее образует слияние авеню Опера, улиц Сент-Оноре и Рише­лье, на перекрестке которых стоит старинное здание. Этот уголок Па­рижа известен всему миру— площадь Французского театра, здание "Комеди Франсез".

По площади с шумом проносятся сверкающие автомобили — а сто, сто пятьдесят, двести лет назад чинно проезжали модные экипажи. Но и сегодня, как в те далекие времена, ярко светятся по вечерам окна театра, гостеприимно распахиваются навстречу зрителям его двери. Вот уже почти три столетия первый академический театр Франции — один из старейших театров мира— свято хранит великие традиции Мольера, Расина, Корнеля. Своей историей он являет историю национальной сце­ны, запечатленную в спектаклях, обессмертивших имена драматургов, в искусстве актеров и актрис, давших жизнь героям их произведений.

Здесь, на подмостках "Комеди Франсез", в творчестве прямых уче­ников Мольера и Расина, среди которых прежде всего следует назвать Мишеля Барона и Мари Шанмеле, утверждались основы французского сценического стиля. Здесь навечно обручились в искусстве великих ху­дожников трагической сцены XVIII века Дюмениль, Клерон, Лекена и их современников — комических актеров Превиля и Дазенкура глубо­кая психологическая правда и яркая поэзия сценической игры. Виртуоз­но звучащая речь, отточенная пластика, служившие раскрытию боевых идей трагедий Вольтера и комедий Бомарше, стали с тех пор классиче­скими чертами французской актерской школы. Здесь потрясал зрителей, взбудораженных событиями революции, бурнопламенный и благород­ный Тальма; разворачивались форменные сражения между классици­стами и романтиками; с трехцветным французским знаменем в руках великая Рашель читала "Марсельезу" перед аудиторией 1848 года .