"Андромаха" Расина, "Женитьба Фигаро" Бомарше

Сентябрь 1964 г.

Впервые мы познакомились со старейшим французским драмати­ческим театром "Комеди Франсез" весной 1954 года. Мы полюбили его искусство не только за сыновнюю преданность великим традициям Мольера, Расина, Корнеля, но и за большую художественную и соци­альную правду его спектаклей. Мы полюбили наших французских дру­зей и за одухотворенность мастерства, за умение быть прекрасными и правдивыми.

Гастроли "Комеди Франсез" открылись трагедией Расина "Андрома­ха". В пьесе сталкиваются просветленный разум и одержимость стра­стями, бескорыстие и эгоизм. Как на этот раз утвердит театр гуманисти­ческий идеал поэта, как сблизит с современностью, раскрыв его фило­софский, демократический смысл?

Обмениваются дружественными признаниями легендарные Орест и Пилад, с достоинством отвечает на угрозы греческого героя повелитель Эпира, к подножию беломраморной лестницы приходит пролить слезы плененная Андромаха . Но по мере развития действия все отчетливее ощущается внутреннее несовпадение энергичного и экспрессивного мира трагедии Расина с происходящим на сцене.

Поначалу думалось, что режиссер Пьер Дюкс намеренно притушил экспозицию, чтобы потом поразить зрителей размахом страстей героев и таким образом ярче передать остроту их психологического конфликта и величие идей поэта. Однако шло время, и подчеркнутая сдержанность декламации, приглушенность и лиризм эмоций становились все более очевидными. Это причудливо изменило очертания характеров трагедии Расина.

Вот Гермиона. В исполнении Терез Марнэ это характер цельный, пронизанный болью и тоской по утраченному счастью. Гермиона Марнэ удивительно привлекательна, живет искренне, щедра на чувства. Лири­ческая стихия преобладает в образе, умеряя его внутреннюю смятен­ность. Но это смягчает сверх всякой меры контрасты переживаний Гер-мионы, вне которых образ теряет свою поэтическую мощь, выпадает из раскрытия основного конфликта трагедии.

То же превращение произошло с несчастным возлюбленным Гер-мионы Орестом. У Андре Фалькона даже финальные монологи прозву­чали недостаточно сильно, а ведь в них — возмездие герою за порабо-щенность страстью.

Актер большого обаяния, Жорж Декриер своего властолюбивого и эгоистичного Пирра, охваченного злой страстью к Андромахе, наделил открытостью, простотой и рыцарственным благородством. И жестокий деспот, готовый на измену родине, поправший любовь Гермионы и ма­теринство Андромахи, из-за такой неоправданной трактовки оказался тоже носителем лирического начала. Его чувство в спектакле выглядит прекрасно, как и сам он, величественный красавец в белоснежных одея­ниях. И получается, что Андромаха проявляет бессердечность, отвергая его любовь.

А рядом — Андромаха, единственное положительное лицо траге­дии Расина. Она рисуется Луиз Конт драматически, но излишне жерт­венно. У Расина Андромаха полна морального осуждения Пирра, умо­ляя, она обвиняет; обманно сдаваясь на его мольбы ради спасения сына, она продолжает борьбу. В спектакле Луиз Конт, демонстрируя велико­лепную технику трагедийной игры, также ищет для своей героини по­ниженные по тональности краски, представляет ее на грани поражения. И любимый образ Расина, может быть, как никакой другой выразивший демократизм поэта (недаром современный ему Париж зачитывался пье­сой, вплоть до "кучера, конюха, лакея"), обретя лирическую умерен­ность, утратил силу и убежденность сознательного протеста против мо­наршего деспотизма.

Кажется, будто режиссер и актеры, превратив образы трагедии в вариации лирической темы, решили при этом отказаться от суда над героями. За все в ответе оказалось человеческое несовершенство. А скупость внешнего выражения стала средством приблизить трагедию ко дню сегодняшнему. Хорошо, что создатели спектакля отказались от тяжеловесной, выспренной декламации, но можно ли передать психоло­гию героев вне поэтически напряженного словесного стиля трагедии? Простота и жизненность в трагедиях знаменитого поэта— величины особые, измеряемые накалом страстей и остротой конфликтов. Простота Расина — это величественная простота, жизненность — в титаническом внутреннем накале всех мыслей и чувств героев. В спектакле же наших гостей эмоциям не хватает дыхания, искренности — масштабов, кон­фликт разума и страстей затушеван.

В "Андромахе" нам, зрителям, недоставало силы любви, страдания, ненависти Расина, той меры выявления гуманистического народного начала, какая только и способна приблизить классику к современности.

А что принесла нам встреча с комедией "Женитьба Фигаро"?

В спектакле было немало интересного, подсказанного большой лю­бовью театра к Бомарше и его героям. И здесь актеры "Комеди Франсез" продемонстрировали незаурядное исполнительское мастерство—на этот раз комедийное. Во всем торжествовала стихия непритязательного весе­лья— в смелости комических преувеличений, граничащих порой с фар­сом (в этом особенно отличился Морис Портра в роли Антонио), и в легкой иронии, с какой Элен Педриер сыграла графиню, в суховатой гро-тесковости Мишеля Эчеверри в роли Базиля и в неожиданном обаянии Мишеля Омона, играющего Бридуазона. Лукаво звучала музыка Луи Бейдтса, в которой постоянно слышались народные напевы. Легко и весело смотрелась безукоризненная по стилю декорация Сюзанны Лалик.