Все как раз наоборот. Мирзоев пользуется особой фразеологией, напускает туману, употребляет всякие "темные" выражения, примеривая на себя личину теоретика, потому что за его удручающей сценической практикой — пустота, одна только гулкая и пугающая пустота. Феномен этот известен с давних времен и был особо отмечен человеком, имя которого носит театр, являющийся, по иронии обстоятельств, основным местом работы "модного режиссера". Любители лжегротеска имеют особую склонность всяческие "сдвиги, изломы" своего творчества "оправдывать витиеватыми словами . научными теориями помудренее и позапутаннее", — писал некогда Станиславский.
Мирзоев — законченный пример любителя лжегротеска. Объектом преувеличения, искажения, грубой буффонады в его спектаклях становится буквально все — декорация и бутафория, музыка и костюмы, слова и пластика актера, даже сама его личность, позы, перемещения в пространстве, диалог и ситуации, которые, по меткому выражению критика, в его спектаклях буквально "громоздятся одна на другую". Самое удивительное — и отталкивающее — в режиссуре Мирзоева, на мой взгляд, именно то, что он, сугубый рационалист и, по видимости, вполне здоровый человек, "косит", если воспользоваться выражением Е. Ям-польской, под иррационалиста, пространно рассуждает о "неврозах, подавленной агрессии" и "психотерапии", якобы родственной "его театру". При этом он абсолютно хладнокровно конструирует свои намеренно запутанные постановки, совершенно головным способом изобретает свои "примочки". Любопытно, что, не принимая Мирзоева, его можно понять: судя по всему, в сегодняшней культуре особо ценятся какиенибудь легкие извращения, может быть, даже стыдно быть совершенно здоровым. Тем более, когда в глазах окружающих — критики или зрителей — можно ни за что ни про что заработать столь "высокую репутацию", столь почетный "диагноз".
Вот Мирзоев рассуждает о взаимоотношениях режиссера и драматурга: "Яникогда не иллюстрирую автора . Я вступаю с ним в . борьбу . Чтобы превратить пьесу в спектакль, необходимо пьесу убить . и потом родить в совершенно ином виде". Вот, видимо, особо чуткий к творчеству Мирзоева критик отмечает: "Мирзоев берет классический текст, обматывает каждую реплику цветной проволокой, а потом из этих ярких гибких шнуров вьет модерновые "фигуры" (Е.Ямпольская). Каков же при этом результат такого рода "убийств", такого рода "витья модерновых фигур"?
Вот тут и всплывает прошлое "режиссера-хулигана". И то, что он в свое время закончил факультет— внимание! — цирковой режиссуры ГИТИСа. И то, что провел пять лет в Канаде в ту самую пору, о которой большой знаток западного театра Бернд Зухер писал: характерными для этого времени становятся "хаотичные, эклектичные, деструктивные постановки, когда обалдевшие режиссеры режиссируют так, что на сцене все существует само по себе, а актеры потешаются над собственными глупостями . Как это глупо . буквально облеплять тексты изобразительными средствами (вот они, "проволоки" и "шнуры". — А. Я.) .и свою задачу видеть только в разрушении" (вот оно, "убийство пьесы". —А. Я.).
Мирзоев, по всей вероятности, донес до нас какие-то веяния западного театра, только весьма ослабленные, искаженные почти до неузнаваемости, до пародии, возросшие на чрезвычайно слабой творческой почве. Не обошлось, вероятно, и без влияния уже упомянутого Гурд-жиева, который, по свидетельству создателей спектакля "В поисках чудесного", утверждал: "Человек— это механическая кукла . следует признать его индивидуальность несуществующей", почему и не стоит удивляться тотальной потере "человеческого измерения" в спектаклях Мирзоева. С другой стороны, на "режиссера-хулигана" могла повлиять сама личность Гурджиева, в той же программке названного "блестящим шоуменом, чрезвычайно талантливым гуру-мошенником".
Впрочем, что-либо утверждать рискованно, — мы вступаем на зыбкую почву догадок и предположений.
Однако вот что важно: Мирзоев легко принял репутацию "режиссера-хулигана", режиссера-"скандалиста", эпатирующего публику своими спектаклями. Весь вопрос в том, является ли он таким режиссером в силу органических особенностей своей творческой природы? Меня лично в этом пункте одолевают большие сомнения.
Да, войти в театральный контекст после своей реэмиграции Мир-зоеву удалось почти так же, как в свое время удалось, скажем, румыну Лучану Пентилье. Пентилье буквально "поставил на рога" парижский бомонд своей постановкой "Принцессы Турандот", в которой капризницу-принцессу представляла великанских размеров дама, а роли всех остальных персонажей, включая, натурально, и ее возлюбленного Ка-лафа, были розданы труппе . лилипутов. Можно себе представить фурор, произведенный подобным и вправду хулиганским решением!
Смотрите также
Мораль и религия
Актуальность. В настоящее время в российском обществе
происходит определённая "переоценка ценностей". Вместо прежней
системы ценностей, развиваемой в социалистическом обществе, утв ...
Византийская культура и ее особенности
...
УЧЕБНЫЙ КЛАСС
… Мы должны научить каждого из вас … членораздельному и внятному рисунку.
Вопросы художественной ценности этих рисунков придут значительно позже…
Акимов ...